ДИАЛОГ С АРХИТЕКТОРОМ: ВЛАДИМИР ПЛОТКИН
О квартальной застройке, жилых гиперкомплексах и о хрущевках как о памятниках
В Архитектурном лектории MosBuild 2022 искуccтвовед Наталья Алексеева побеседовала с Владимиром Плоткиным, главным архитектором и партнером и со-основателем ТПО «Резерв». Диалог приурочили к 35-летнему юбилею архитектурного бюро.
Наталья Алексеева: ТПО «Резерв» исполняется 35 лет. Как все начиналось? Какой прошли путь?
Владимир Плоткин: ТПО «Резерв» было организовано в 1987 году еще при СССР. Я тогда работал в Моспроекте-1. Мы составили первый архитектурный кооператив, молодежная тема была модная. Под покровительством Москомархитектуры и Комитетом комсомола появился «резерв», растущая смена. Так название и приклеилось. Конечно, были и черные и белые полосы, но команда сохранилась — основной костяк, который начал формироваться в середине 1990-х—начале 2000-х.
Наталья Алексеева: В московской архитектуре вы считаетесь одним из самых убежденных модернистов. Этой стилистики придерживаетесь все время, при том что модные тенденции в Москве менялись. Как ощущаете себя в этой эстетике?
Владимир Плоткин: Это было всегда со мной. Мне это нравилось, и это именно тот правильный путь, который живет в гармонии с мной. Есть такое понятие — «современная архитектура», а любой «-изм» к чему-то обязывает.
Наталья Алексеева: На какие западные образцы ориентировались?
Владимир Плоткин: Обычный процесс становления архите ктора. История архитектуры, искусства XIX, XX, XXI века. Во второй половине XX века это был советский авангард, конструктивизм, финский, американский и какой угодно функционализм. От тенденций, которые были в культурном, информационном поле, никуда не деться. Когда есть определенная философия, подход, видение, того что ты собираешься делать в этой профессии — ты впитываешь все, что необходимо. Так формируется что-то свое.
Наталья Алексеева: Сейчас обсуждают кризис модернистского подхода. Есть ли ощущение, что идет перестроение модернистского подхода?
Владимир Плоткин: Я много лет живу, о такого рода кризисах слышал и переживал их не раз, не два, не три и не четыре. Люди периодически говорят, что «кино зашло в тупик», и это нормальное явление. Действительно, в какой-то момент модернизм зашел в тупик в1950—1960-е. Аалто, неоклассицизм, потом брутализм — и это надоело. Затем захотелось чего-то ясного и знакомого, так появилось то, что мы называем постмодернизмом (не только в архитектуре). Потом и эта тенденция зашла в тупик, и начались разговоры о кризисе — и пошли другие «измы», опять кризисы, опять тупики. Но мы-то дальше идем, что-то развиваем. И понимаем, что это вовсе не тупик.
Наталья Алексеева: Все смотрели на ваш ЖК «Аэробус», как на образец, даже ходили туда на экскурсии. Огромное число квартир, здание на общем стилобате, встроенные парковки, много функций – сегодня это основная тема жилой застройки. Насколько для Москвы актуальна такая плотная застройка?
Владимир Плоткин: Если говорить об «Аэробусе» – это предмет не гордости, а стыда. Я не верил, что этот проект реализуется, этот проект был для меня иллюстрацией тупика в архитектуре. Именн так я представлял этот проект на одной из выставок. Это были размышления, что такое мегаструктура, что такое жилые ячейки, клетки. И вопрос: а может ли человек жить в клетке? Мы сделали забавный визуальный ряд и получили гран-при. А заказчик, к моему ужасу, начал это строить. Мы, конечно, как могли попытались его гармонизировать, использовали много архитектурных ухищрений. И комплекс стоит.
Это был одним из первых гиперкомплексов. Но гигантский город предполагает множество жизненных укладов. Кто-то хочет жить близко к земле, на уровне крон, а кто-то хочет подняться высоко — люди разные. И для города это все допустимо. А вот там, где историческая застройка, есть регламенты, и там размещение крупных объектов совсем не здорово.
Плюсы гиперкомплексов — экономится земля, сокращаются транспортные пути, время до работы. Минусы — не всегда красиво, есть определенная дегармонизация среды. Но все большие города растут вверх, их население растет, архитектуре надо отвечать на запрос.
Наталья Алексеева: Вам кажется, что Москва продолжит уплотняться? Идет ли сейчас конкуренция между высотным и квартальным строительством?
Владимир Плоткин: Я не знаю, кто кому проигрывает. Где-то нужны точечные высотные дома, но, если нужно формировать городскую среду, тенденция в сторону квартальной застройки — нормальный и правильный путь.
В развитии мегаполиса все зависит от экономики, политики, но пока есть центростремительное движение. Я не думаю, что это хорошо. У нас есть большое количество интересных городов, которые могли бы взять на себя культурные и политические функции.
Наталья Алексеева: Е сть ли у вас в работе региональные проекты, интересные для вас?
Владимир Плоткин: Исторически сложилось, что мы строили в основном в Москве, хотя были проекты и за ее пределами, даже во Владивостоке. Делали Олимпийский университет в Сочи, были проекты в Екатеринбурге. В последнее время – это Новая Москва.
Наталья Алексеева: А каков баланс между офисами и жильем?
Владимир Плоткин: Мне абсолютно все равно, какой типологией заниматься. Было интересно заниматься объектом здравоохранения в Коммунарке. Был знаковый объект — концертный зал «Зарядье», до этого мы никогда не занимались филармоническими залами, да еще и в центре Москвы. Но офис или жилье — неважно, лишь бы тема была хорошая, и люди от которых зависит реализация, шли тебе навстречу.
Для меня самая интересная тема — социальное жилье, в этой области можно найти нетривиальные забавные решения. Но, как назло, социальное, многоквартирное жилье — самая скучная архитектурная тема в России. Социальное жилье «комфорт минус», «комфорт плюс» — это всегда одно и то же, одна и таже артикуляция по высоте, по горизонтал и, и когда смотришь на план — тоска смертная. Секции, практически одно и то же, есть только богатство отделки. Это не архитектура. Решения, растиражированные застройщиками, которые занимаются массовым и элитным жильем.
Наталья Алексеева: А какие решения мы можем предложить? Как перестать тиражировать?
Владимир Плоткин: Самая главная проблема – устойчивое стереотипное понимание того, что является востребованным жильем, что будут покупать. В представлении маркетологов — это секционная система из трех, четырех, пяти, шести квартир. А может быть все что угодно — разнообразные типологии, подходы. Мне уже стыдно говорить банальные вещи на протяжении 20 лет, но самая востребованная архитектура — голландская. И самая интересная у них – архитектура в области социального жилья. Это всегда нетривиально, забавно и очень востребовано. Она разновысотная, системы смешанные: секционные, коридорные, какие угодно.
Наталья Алексеева: Сегодня есть тенденция к реконструкции позднесоветского наследия и переоборудования его в офисы или жилье. Это вынужденная мера в силу уплотнения?
Владимир Плоткин: Это нетупиковое, а нормальное движение, тенденция к универсализации: сегодня жилье, завтра офис. Архитектура предполагает возможность трансформации. Но должен быть определенный потенциал к трансформации, и тогда это будет то самое «устойчивое развитие», хоть я и не люблю этот термин. Когда здание все больше становится похожим на какие-то утилитарные коробки, их функциональное наполнение может быть каким угодно.
Наталья Алексеева: Получается, это подход к архитектуре, как к утилитарной вещи, не как к памятнику.
Владимир Плоткин: Мое отношение к архитектуре как к чему-то устойчивому, на века несколько двойственное. Мы живем в другое время, когда развиваются технологии, возможности. Карету передавали по наследству сыну, внуку, а сейчас мы пользуемся машиной 5—10 лет и покупаем новую. Жилье не машина, но мы всегда строим что-то функциональное. Например, изначально хрущевские пятиэтажки были рассчитаны как временное жилье, другое дело как к ним отнеслись потом. Это хорошие памятники того времени, и там образовалась комфортная среда, архитектура нормальная, а качество отвратительное. Хорошие фасады растиражированы в миллион экземпляров. Их можно в каждом городе как памятники оставить по 1—2 штуки.
Я не уверен, что в архитектуру нужно вкладывать огромные деньги, что нужен дорогой камень, стекло, металл. То, что сегодня кажется качественным, через 20 лет будет казаться устаревшим. А расставаться будет жалко, потому что вложены деньги. А через 100 лет то, что я построил, вообще не будет восприниматься. Жизнь подскажет, является, ли это чем-то ценным. Потом на этом месте можно будет снова построить что-то хорошее.
Наталья Алексеева: Если жилье, офис — это чистый функционал, который можно заменить, за счет чего должна формироваться атмосфера городов, их облик? Что будет играть образующую роль для среды?
Владимир Плоткин: Нужно делать экономные и простые вещи, и это не значит что они некрасивые. Задача архитектора — создавать красивый мир, в котором мы живем. Если что-то не удастся, через несколько лет можно исправить или заменить, если решение было не очень дорогое. Трудно угадать, что покажется настоящим искусством через 20—40 лет.
Наталья Алексеева: Насколько за 30 лет продвинулись технологии? Насколько стало интересно работать с фасадами? А может, вам хватало того, что было в конце 1990-х?
Владимир Плоткин: Конечно, не хватало. Хотя в конце 1990-х уже почти все уже было, а вот в конце 1980-х вообще ничего, только стандартные типовые изделия. И строительные технологии, и технологии проектирования развиваются, появляются новые материалы. Нужно ориентироваться в технологиях и пользоваться ими. Ходите и смотрите, как много всего забавного и интересного на MosBuild.
Наталья Алексеева: Как строите работу в бюро?
Владимир Плоткин: Лет шесть-семь назад бюро было очень большим: до 300 человек, тогда мы занимались почти полным архитектурно-проектным циклом. Потом экономически это стало не очень актуально. Оказалось, что правильней быть моноспециальной командой, поэтому сегодня у нас в основном архитекторы и главные специалисты, которые могут оценить работу субподрядных организаций.
Наталья Алексеева: С каким заказчиком предпочитаете работать: с государственным или частным?
Владимир Плоткин: Работа с госзаказчиком сло жнее, потому что ты поставлен в жесткие, контролируемые и не всегда справедливые условия. Коммерческая выгода тоже бывает под вопросом. С частным заказчиком работать проще, и мы больше работали с частным заказчиком. Хотя хотя последний опыт проектирования государственных объектов был очень интересный (речь о КЗ «Зарядье»).
Наталья Алексеева: Вы одни из первых начали применять BIM. Насколько это нужно и важно? Это мода или необходимая вещь?
Владимир Плоткин: Это нужная вещь, изначально мы в качестве основного проектного софта использовали ArchiCad, кот уже предполагал внедрение BIM в область архитектурного проектирования. Но использовать только Revit – это неправильно. Если со стороны AutoDesk будут предприняты усилия по упрощению и созданию более дружелюбного интерфейса, будет хорошо. Я (как и все участники нашей команды) активный компьютерный юзер, и всегда выступаю за инновации в области того, что помогает нам жить и проектировать.
Наталья Алексеева: А любите ли вы архитектурные конкурсы? Актуальна ли тема до сих пор?
Владимир Плоткин: Это не вопрос, люблю или нет. Конкурс конкурсу рознь. Если речь о настоящих архитектурных конкурсах с правильно составленной программой, ясным составом жюри, понятными условиями и правильно подобранным пулом участников — я только за. Интересная задача и сильные соперники стимулируют на создание хороших решений. И есть шанс, что будет выбрано хорошее решение. В конкурсах мы участвовали очень много. В 2013 году подсчитал, что за два года команда приняла участие в 24 конкурсах (по одному в месяц). Считается, что если из 10 конкурсов один выигран, то это высочайший результат. Но иногда я отказываюсь принимать участие. Когда не знаешь, кто будет оценивать, непонятно и какой будет результат.
Наталья Алексеева: Интересна ли Вам тема градостроительства?
Владимир Плоткин: Интересна. Но где рамки между тем, что можно назвать градостроительством и объемным проектированием? Например, квартал – это не градостроительство, а нормальная архитектурная практика. Интересный градостроительный проект — это когда нужна философия, когда к проекту нужно привлекать экономистов, маркетологов, экологов.
Наталья Алексеева: Как в бюро разделены полномочия. Какая Ваша личная степень погружения в каждый проект?
Владимир Плоткин: Я стараюсь, чтобы всем было максимально интересно и комфортно. Мой любимый лозунг: бесконечно важен результат. Все проекты на начальной стадии проходят через меня. Это не значит, что я делаю эскизы по всем проектам. Если проект очень сложный и срочный, собирается команда, и я даю возможность самостоятельно обсудить и проработать главные темы, потом демократично обсуждаем, без всякого авторитаризма. Дальше идет конкретная работа на различных стадиях. Мое участие подробное, внимательное. Последнее слово, конечно, за мной. Но мне хочется верить, что оно демократическое.
Вопросы из зала
Назовите уникальные проекты, созданные для Москвы
Владимир Плоткин: Новый политехнический музей (не будет реализован), Музей современного искусства (не будет реализован), комплекс московского Сити, кластеры за МГУ, Дворец водных видов спорта в Лужниках, Дворец художественной гимнастики.
Назовите наиболее значимые объекты для Вас лично
Владимир Плоткин: Выиграли конкурс на штаб-квартиру Олимпийского комитета России, но работа остановилась. Один из самых долгоиграющих проектов – Дворец тенниса на Ленинградском шоссе. Из того, что удалось построить, до сих пор считаю самым интересным жилой дом конца 1990-х годов в проезде Загорского. Мне он до сих пор нравится.
Еще назову Арбитражный суд Московского округа, офисную часть «Фьюжн-парка», Префектуру Новой Москвы, больницу в Коммунарке, госархив в Обнинске. Но я очень критично отношусь к своим построенным проектам. В первую очередь вспоминаю об их недостатках.
Как строить дешево и красиво?
Владимир Плоткин: Я не з наю рецепт. Можно строить хорошо и интересно, если уйти от стандартной секции, от традиционной типологии. Это стереотип, что секция лучше продается, решений может быть много. Коридорный дом не всегда общежитие. А в одном доме может быть несколько типологий.